— Как по-твоему, что тут происходит? — спросила она.
— Ам… ням… — ответил я с полным ртом.
— Что? — не поняла она.
— Не могу сказать наверняка, — сказал я, с трудом проглатывая остатки пищи. — Все счастливы оттого, что они что-то выиграли. Но провалиться мне на этом месте, если я понимаю, что именно.
— Ну я тебя предупреждала, что все они чудики.
В этот момент шум на улице усилился настолько, что заглушил любые попытки вести беседу. Вытянув шеи, мы увидели источник волнения: странную процессию, маршировавшую по всей ширине улицы и распевавшую хором песню. Все посетители кафе, вместо того чтобы выразить гнев и возмущение в связи с этим вторжением, вскочили с мест, запрыгали, издавая торжествующие крики и обнимаясь со слезами на глазах. Все внимание сосредоточилось на носилках, покоившихся на плечах силачей во главе процессии. Мне удалось взглянуть на предмет всеобщего восторга, когда его проносили мимо. Можно сказать, просто посчастливилось, так как для этого мне не пришлось пробиваться сквозь толпу, которая была настолько плотной, что я не смог бы этого сделать, даже если бы очень захотел.
Сказать, что несли статую, было бы недостаточно. Это была самая безобразная вещь, какую я когда-либо встречал в жизни, включая все увиденные мной в этом путешествии с Танандой. Это была маленькая, примерно вдвое больше моей головы, скульптура, изображающая жабу, державшую в пасти глаз. Вдоль ее спины вместо бородавок шли торсы: голые фигурки крошечных валлетов, переплетенные поистине в гротесковом эротизме. Они были покрыты бородавчатыми наростами, которые ожидаешь увидеть на самой жабе. И в качестве венчающего штриха всю эту композицию покрывала золотая отделка, создававшая иллюзию ползающих по поверхности пятен.
На меня статуя произвела жуткое впечатление, но ликующая толпа, казалось, не разделяла моих чувств. Она единой волной хлынула вперед, подхватив песню, слышавшуюся еще долго после того, как процессия скрылась из виду. Наконец мы остались в относительной тишине на опустевшей улице, если не считать нескольких тел неудачников, у которых не хватило проворства либо присоединиться к толпе, либо избежать ее натиска.
— Ну, — начал я, прочистив горло, — полагаю, теперь мы знаем, что именно они выиграли. Ты согласна?
Ответа не последовало. Я бросил взгляд на свою спутницу и обнаружил, что она зачарованно смотрит вслед процессии.
— Танда, — повторил я.
— Вот он! — произнесла она с бесовским весельем в голосе.
— Что? — не понял я.
— Подарок Аазу ко дню рождения, — заявила Тананда.
Я внимательно оглядел улицу, гадая, что именно она имеет в виду.
— Какой?
— Та статуя, — твердо сказала она.
— Та статуя?! — выкрикнул я, не в состоянии скрыть свой ужас.
— Конечно, — кивнула она. — Это идеал. Ааз никогда не видел такого и, уж конечно, не имел.
— Откуда ты знаешь?
— Она единственная в своем роде, — сообщила Тананда. — Кто же станет делать что-нибудь подобное дважды?!
Тут она меня срезала, но я не собирался прекращать сопротивления.
— Я не знаток психологии, но ведь толпа, только что прошествовшая перед нами, была в неописуемом восторге. Не думаю, что они согласятся продать нам свою драгоценность.
— Конечно, не согласятся, глупенький, — рассмеялась она. — Именно это и делает ее особенно ценной. Я не собираюсь покупать Аазу подарок.
— Но если она не продается, то как мы ее добудем?
Тананда вдруг поперхнулась. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она смеется.
— Ах, Скив! — выдохнула наконец она. — Ты такой шутник.
— Да?
— Разумеется, — подтвердила она, глядя мне прямо в глаза. — Почему, по-твоему, мне было так важно взять именно тебя в это путешествие? Да потому, что, как ты сам рассказывал, малыш Скив когда-то собирался стать вором.
ГЛАВА 5
«Ничего невозможного нет. При надлежащей подготовке и разумном
планировании можно достичь всего.»
Понсе де Леон
Я был уверен, что этот сумасбродный проект никак не сочетается с инструкциями Ааза избегать неприятностей, но Тананда настаивала, что никаких неприятностей не будет, точнее, не может быть. Наверняка мы этого не узнаем, пока не увидим, как валлеты стерегут статую.
Я надеялся, что охрана будет непробиваемой и что мы оставим эту идею, сочтя ее безнадежным делом.
Вот так, с противоположными, но одинаково большими надеждами, мы отправились на поиски статуи.
В это раннее утро город был мертвенно-неподвижным: все явно отсыпались после торжества прошлой ночи, что с учетом всех обстоятельств казалось вполне разумным времяпепровождением.
Тем не менее нам удалось найти один открытый ресторан. Хозяин устало выгребал оставленный праздновавшими толпами мусор и без особого энтузиазма согласился подать нам завтрак.
— Итак, — начал я, когда мы уселись за столик, — как же мы умыкнем статую?
— Просто, — ответила Тананда. — Когда хозяин подаст нам еду, я задам ему несколько тонких вопросов, и нам сразу же станет ясно, с чего начинать.
Словно вызванный ее словами, появился владелец ресторана с двумя тарелками, которые он бросил на стол с бесцеремонным «шмяк».
— Спасибо, — сказал я.
В ответ он только крякнул.
— Простите, можно вам задать пару вопросов? — промурлыкала Танда.
— Например? — безразлично ответил он.
— Например, где держат статую? — спросила она напрямик.
Я даже поперхнулся. Тананда, видимо, считала допрос примерно столь же тонким делом, как кнутобойство. Я все время забываю, что она была постоянной собутыльницей Ааза.
— Статуя? — нахмурился хозяин.
— Та, которую носили по улицам города, — небрежно пояснила Тананда.
— А, вы имеете в виду Приз, — рассмеялся он. — Статуя… Слушайте, а ведь это здорово. Вы, должно быть, новички в нашем городе?
— Можно сказать и так, — сухо подтвердил я. Мне не нравилось, когда надо мной смеялись. Особенно с утра пораньше.
— Статуя, Приз — какая разница? — пожала плечами Тананда. — Так где же его держат?
— Он, конечно же, выставлен для всеобщего обозрения в Хранилище Приза, — объявил хозяин ресторана. — Если вы хотите увидеть его, то отправляйтесь туда пораньше. После пяти лет разлуки весь город захочет прийти посмотреть на него.
— А далеко ли до… — начала было Танда, но я перебил ее.
— У вас есть целое хранилище для призов? — спросил я с деланной небрежностью. — И сколько же их там?
— Только один, — ответил ресторатор. — Мы выстроили Хранилище специально для него. Вы, должно быть, действительно новенькие, раз не знаете этого.
— Только вчера прибыли, — подтвердил я. — Мы даже не знаем, за что вручается этот Приз.
— За что? — разинул рот хозяин. — Да ясное дело, за победу в Большой Игре.
— В какой Большой Игре?
Этот вопрос слетел у меня с языка прежде, чем я успел подумать. Он рухнул в наш разговор словно бомба, и пораженный ресторатор даже отступил на шаг. Тананда пнула меня под столом, но я и сам уже понял, что допустил промах.
— Нам хочется побольше узнать о вашем городе, друг, — заискивающе произнес я. — Если у вас есть время, то мы бы оценили ваше гостеприимство за стаканом вина. Мне хотелось бы порасспросить вас об этой Большой Игре.
— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал хозяин, заметно посветлев. — Ждите меня здесь. Я принесу вина.
— Зачем все это? — прошипела Тананда, как только он удалился.
— Я стараюсь добыть некоторые сведения, — огрызнулся я. — А конкретнее — разнюхать все о Призе.
— Это я поняла, — отрезала она. — Вопрос в том — зачем?
— Так вот, — высокопарно объявил я, — я считаю, что мне необходимо узнать как можно больше о предмете, который я собираюсь украсть.
— Кто тебе это сказал? — нахмурилась Тананда. — О похищаемом предмете надо знать только то, насколько он велик, насколько он тяжел и за какую сумму его можно продать. А потом изучить систему охраны. Знание уймы подробностей о похищаемой вещи — препятствие, а не преимущество.
— Почему ты так считаешь? — спросил я с некоторой долей любопытства.
— Потому что после этого чувствуешь себя виноватым. Когда ты узнаешь, как сильно привязан к предмету владелец, или что без него он обанкротится, или что он будет убит горем, если его украдут, то тебе станет неохота забирать его. И когда настанет время делать свой ход, то, возможно, ты заколеблешься, а колеблющиеся воры в конечном итоге попадают либо в тюрьму, либо в могилу.
Я собирался развить тему, но хозяин счел нужным именно в эту минуту снова присоединиться к нам. Балансируя с бутылкой и тремя стаканами в руках, он подцепил ногой стул и подтащил его к нашему столику.
